Учителя не испытывают вдохновения. В школе такое ощущение, что ты всегда виноват и что-то не успел: то сдать отчет, то провести классный час. И не дай Бог кто-то подерется, кому-то не достанется обеда или ученица забеременеет — на учителя обрушится праведный гнев администрации, родителей и даже СМИ: «Как вы — учитель (!) — не уследили? Вы что, не умеете работать?» И даже теряешься, не зная, что ответить. Наверное, каждой ученице мне нужно дать по презервативу и строго отбирать ее друзей и следить… за ее «половыми контактами». А родители?

Родители тоже хороши: «Мы отдали ее в ваш класс. Мы на вас надеялись. Это же у вас высшее педагогическое образование. А мы — работаем, нам некогда». Действительно, как могли родители узнать, что их дочка в период полового созревания встречается со 20-летними парнями из соседнего двора. Вся школа об этом знает: одноклассники, учителя, даже первоклашки. Но родители не знали. И виновата теперь школа, виновата я.
Знакомая ситуация? Иной раз и в школу-то боязно идти: что еще стряслось? В чем еще я, мы, учителя, виноваты? И начинаем себя «загонять», нагнетать обстановку, везде искать подвох и из каждого такого случая, даже если он произошел в другой школе и даже в другом регионе, раздувать слона — как будто это с нами лично стряслось, как будто это мы виноваты и претензии общественности — к нам.

После громких дел и передач Малахова в учительскую можно не заходить — там ораторствует «стажист» Марья Петровна: «В наши времена такого не было! Опять школа во всем виновата! Этот Малахов…» и пошло-поехало часа на полтора. И все соглашаются, кивают, вставляют свои реплики.
«А первый класс какой бешеный! — продолжает она. — Гиперактивные, наглые, сидеть спокойно не могут, ничего не слушают, по коридорам носятся — того и гляди сшибут. Я им слово, они мне — два. А этот, Иванов, я ему говорю: «Замолчи!», а он сидит, смотрит на меня и ухмыляется. Безобразные дети! А дальше — будет хуже, они своих нарожают».
Вся школа, получив дозу этого «дальше — будет хуже» на нервах: каждая из нас, учительниц, нет-нет да и выскажет всё, что накопилось за день: у одной ученики не слушались, у другой — кидались записками, у третьей — слушали музыку. Марья Петровна права: безобразные дети, невозможно работать.

Но так ли это? Зачем себя накручивать, размышляя о ситуации, произошедшей за 500 километров? А если там учитель действительно виноват? Что уж такого невообразимо ужасного в том, что дети бегают по коридорам и кидаются записками? А вы сами не кидались? Представьте на минуту, что вы, будучи ребенком, против своей воли вынуждены шесть дней в неделю отсиживать по шесть уроков. В буквальном смысле отсиживать: ни повернуться, ни сесть «криво», ни наклониться нельзя — вот парта, вот деревянный стул — сиди и работай молча. И мы хотим, чтобы растущий ребенок и на перемене сидел смирно? А когда видим бегущего ребенка, думаем, что это «поколение дегенератов»?

Когда я только пришла в школу, я свято верила Марье Петровне: слушала ее, сокрушалась, возмущалась несправедливости. Ровно до тех пор, пока не поняла, что мои расшатанные нервы, вечное недовольство всем и вся, плохое самочувствие — оттого, что я сама себя накручивала, «варилась» в этом котле вечного негатива. И я стала избегать общения с недовольными и увидела, что в школе есть другие учителя: они с радостью идут на работу, и ученики у них не «дебилы».
Позже в какой-то статье я прочитала, что если в коллективе завелся такой «червь», который расшатывает коллектив, его нужно сразу же уволить, как бы хорошо он ни работал. И я понимала, почему.

А сколько таких «червей» в наших школах, на семинарах, методических объединениях? Трудно вспомнить хотя бы день, в котором мы бы не оказались в области досягаемости такого червя и не попали под его влияние. Кто забирает нашу учительскую радость? Почему раньше, в первые годы работы, мы летели в школу на крыльях, были полны идей и вдохновения, а сегодня — бредем навстречу «отвратительным детям» и проблемам?! Почему мы разрешили им, червям, захватить себя, питаться нашей энергией, забрать у нас счастливую жизнь в профессии?